ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ А.В.ВОРОБЬЕВСКОГО

"Алексей Викторович Воробьевский родился 25 февраля 1906 года на станции Танхой в Забайкалье в семье железнодорожного служащего - отец Воробьевского работал ревизором в Забайкалье. " - Во всех справочниках этой фразой и ограничиваются сведения о начале пути будущего художника. Мне захотелось подробнее узнать об этом отрезке его жизни, а теперь и поделиться найденной информацией со всеми почитателями его таланта.
         Итак, что за странное название "Танхой"?

Я хотела написать в Танхой с просьбой рассказать о семье или детских годах Воробьевского, но оказалось, что в самом Танхое про Алексея Викторовича, даже и не слышали. Подтверждением тому - письмо, которое я получила из самого поселка.

Здравствуйте, уважаемая Татьяна Петровна!

Я бывший учитель истории, а ныне пенсионер-краевед, собираю материал по истории поселка Танхой. Это тот самый Танхой, где родился знаменитый художник А.В.Воробьевский Его имя широко известно в стране. (Это я узнал из Интернета). Но, к большому сожалению, в Танхое, на его малой родине, о нём практически никто ничего не знает. Я собрал в Интернете о нём всё, что мог и хочу поделиться этим со своими земляками. Написать статью в районную газету, создать брошюру о знаменитых земляках. Очень хотелось бы найти материал о том, где А.В. учился в школе - в Танхое или другом месте. В сентябре 2016 г. школа будет отмечать 110-летие и это было бы очень кстати. Возможно, Вы располагаете какой-нибудь информацией на этот счет?

Михаил Гаврилович Митюков, 17 апр. в 11:38

Очень приятно, что теперь на родине художника, узнают о таланте, которые родился в их поселке, и будут горды своим земляком.

Внимание! Уникальные фотографии!!!
Cведения о родных Алексея Викторовича раздобыть из интернета практически оказалось невозможным, вероятно первой фразы всем было достаточно. Поэтому большая часть (не все, конечно) представленного на этой странице материала является эксклюзивной, из личных источников.

Благодаря одной из родственниц А.В.Воробьевского (а точнее - внучатой племяннице Татьяне Николаевне Бобышевой, которая любезно предоставила фотографии из семейного архива) мы можем, наконец, увидеть портреты родных художника, и деда, и отца, и любимую тетушку.

А внучка его супруги - Галина Ювенальевна Вилюмсон - обогатила и рассказом, и фотографиями, которые я постепенно выкладываю здесь.

Судьба занесла его далеко от дома: Воробьевский попал в Петроград. Недалеко от Питера в Павловске (в то время он назывался Слуцк) была открыта художественная школа для одаренных беспризорников. В эту школу в 1919 году в возрасте 13 лет и поступил Алексей.
         В школе преподавал художник Иван Григорьевич Михайлов, в течение шести лет (до 1925 г.) Алексей учился у него. Под его влиянием Воробьевский проникся идеями творческого объединения «Мир искусства» и увлёкся театральной живописью.

Его мечта стать театральным художником наложила отпечаток на все его творчество. Воробьевский создавал свой собственный сказочный мир, который населял удивительными животными и птицами, в его мире росли необыкновенные деревья и расцветали потрясающей красоты придуманные им цветы. Он был поистине "сказочником" в фарфоре.

"В Павловске (бывшем Слуцке) дедушка, - это слова внучки его жены - Галины Ювенальевны, которая считала его любимым и родным дедушкой, - жил до 17 июля 1926 года."

Внимание! Уникальная фотография!!!
Эту фотографию предоставила Галина Ювенальевна

По рекомендации педагога через год после художественнй школы окончания Алексей Воробьевский (в 1926 году) поступил на Ленинградский фарфоровый завод.

Главным художником завода в то время был знаменитый С.В. Чехонин (1878-1936). Отец Чехонина также работал на железной дороге, только он был машинистом на Николаевской дороге, а отец Воробьевского — ревизором в Забайкалье. Детство оба художника провели на станциях железных дорог, только один на станции Чудово Новгородской губернии, другой на станции Танхой.

Под руководством Чехонина на фарфоровом заводе Воробьевский проработал всего два года (Сергей Васильевич Чехонин в 1928 году покинул страну - остался в Париже после международной ярмарки), но всю жизнь вспоминал его с особой теплотой и считал своим учителем.

В искусстве росписи фарфора считал своими учителем еще и З.В. Кобылецкую: - "Чехонина и Кобылецкую в нашей профессии никто не превзошёл!" - говорил он.

Воробьевский был очень одаренным человеком, это увидели на заводе, и ему, тогда еще ученику, дали полную свободу творчества.

Через год после принятия Алексея Викторовича на завод (в 1927 году), две работы Алексея викторовича Воробьевского (две вазы) уже были представлены в Милане на Международной выставке, в экспозиции советского фарфора и награждёны почётным дипломом.

Воробьевский никогда не делал набросков, он рисовал прямо на фарфоре, а когда к нему приставали с вопросами, откуда он берет свои необыкновенные сюжеты, всегда серьезно отвечал: из моих снов. Просто поразительно, как в эпоху соцреализма мог существовать такой оригинальный талант.

Не менее удивительно и другое: это был признанный талант. Никому не казалось странным то, что работы художника не особенно вписываются в советскую действительность.

Мастер с самого начала определил свой собственный круг тем, который был близок его внутреннему мироощущению. Он, например, признавал только два времени года: весну и зиму, а вот лето и осень никогда не изображал.

Самой главной довоенной работой мастера считается ваза, расписанная им на тему поэмы "Слово о полку Игореве". Она была выполнена к 750-летнему юбилею литературного первоисточника. Существует версия, что художник не читал поэму, а ему кем-то были выписаны одиннадцать главнейших эпизодов, по которым он создал самую монументальную свою работу! Так ли это - точно не знает никто. Тем не менее, целый месяц художник обдумывал композицию будущей вазы, совсем не приступая к росписи. За последующие восемь месяцев Воробьевский создал настоящий шедевр искусства. Роспись вазы построена на сочетании архитектурных и растительных мотивов на фоне вселенной со звездами и солнцем. Верх вазы расписан одним общим фризом, по кольцу изображены знаки зодиака. Поверхность вазы делится своеобразными арками на части, и каждая часть расписывается на тему какого-то конкретного эпизода произведения. В арках раскрыты события "Слова...", в каждой из 6 композиций по 3 эпизода, они соединенны в единое целое и гармонически подчинены общему сюжету.

Уникальные фотографии!!!

Это самая крупная ваза, которую довелось расписывать Воробьевскому — ее высота составляет 97,5 сантиметров.

Известен факт встречи Воробьевского с художником И.Я Билибиным, когда им была задумана ваза с росписью на тему "Слово о полку Игореве". Билибин, будто бы не поверил в возможность творческих сил одолеть эту тему, но увидев вещь готовой признал её состоявшейся. Эта ваза 15 лет находилась в литературном музее нашего города и заводу стоило больших усилий вернуть её в собственный музей, которому она фактически принадлежит.

Художник редко использовал литературные произведения для создания сюжетов росписи своих работ, т.к. сюжеты к своим росписям придумывал сам, однако бывали и исключения, которые он сделал для гениальных произведений А.С.Пушкина.

Примером первой такой работы была ваза, расписанная Воробьевским в 1936 году по мотивам поэмы Пушкина "Руслан и Людмила". Эту вазу поручили сделать художнику к 100-летию со дня смерти Пушкина. В этом же году художник расписал еще и два сервиза — "Руслан и Людмила" и "Сказка о царе Салтане".
Смотрите раздел "Вазы"

В последний раз к творчеству Пушкина Воробьевский обратился после войны, в 1949 году. К 150-летию поэта он создал две вазы — "Сказка о золотом петушке" и "Сказка о царе Салтане". Поверхность этих ваз (как и в вазе "Слово о полку Игореве") делится арками на части, и каждая часть расписывается на тему какого-то конкретного эпизода произведения, верх вазы расписан одним общим фризом. К такому приему художник прибегает (за небольшим исключением) лишь в своих "литературных" вазах.

Работы мастера узнаваемы по яркому индивидуальному стилю: легкая наивность изображения, изящество миниатюрной росписи, гармония рисунка, цвета и формы. Манера росписи Воробьевского довольно необычна, иногда его называют художником-ювелиром. Он любил заполнять живописью почти всю поверхность фарфора, используя при этом уникальную технику: сначала тонким пером наносился контур рисунка, а затем с помощью тоненькой кисточки рисунок заливался разноцветными красками. Техника это весьма трудоемка, но она дает больше выразительных возможностей, чем живопись на фарфоре с помощью обычных мазков кисточкой.

На этих фотографиях - доходный дом И. Е. Кузнецова (Архитектор - Косюра П. С.), построенный в 1901-1902 годах. Раньше адрес у него был по улице Красной Конницы.

"В этом доме, в квартире №36 после учебы в Павловской художественной школе жил молодой Алексей Викторович. Оттуда он ушел на фронт 23 июня 1941 года, несмотря на то, что был признан негодным к военной службе из-за заболевания туберкулезом," - рассказывает Г.Ю.Вилюмсон

Когда началась Великая Отечественная, Алексей Викторович сам пошел в ополчение.

Рассказывает Г.Ю.Вилюмсон: "Дома Алексей Викторович почти не рассказывал о войне, но мой папа вспоминает, как Алексей Викторович упоминал, что в их отряде у солдат была одна винтовка на двоих."

Во время учения ополченцы попали в окружение и их совсем юный, 19-ти летний командир убежал. (факт из интернета). Оставшись без командира, ополченцы попали сначала в окружение, а затем в плен.

Алексей Викторович оказался в фашистском лагере на территории Латвии. Из лагеря его направили батрачить на хутор в семью учительницы, которой немцами был возвращён хутор. Воробьевский ухаживал за скотом, заготавливал для него корм со вторым батраком, в общем, выполнял тяжелую хозяйственную работу. Но зато обедали батраки за одним столом с хозяевами и очень сытно. Благодаря этому, художник впоследствии смог вернуться к нормальной жизни.

Постепенно фронтовые победы немцев пошли на убыль, и латышская хозяйка сдала батраков обратно в лагерь. А.В.Воробьевский попал на Рижский фарфоровый завод, на котором проработал два года. О своей работе там он никогда не рассказывал, поэтому для многих будет откровением, что художник подписывал свои работы фамилией В.Еременко.

У вас появилась уникальная возможность увидеть подпись Мастера того времени. Одна из них датированаа 1943-м годом, вторая - 1944-м. Видно, как изменился почерк, как физические и душевные страдания сделали его почти старческим.

Работы этого периода собраны в коллекциях П.Авена и Ш.фон Калмановича. В 2009 году появилось издание «Riga Art Ceramics» — альбом-каталог коллекции Шабтая фон Калмановича. Некоторые предметы из коллекции проливают свет на почти не изученные страницы истории, например, неизвестный эпизод из биографии выдающегося художника Ленинградского фарфорового завода имени М.Ломоносова Алексея Воробьевского.

13 Октября 1944 года наша Армия освободила от немцев Латвию. Хочу поделиться своей находкой - найденным рассекреченным документом, в котором зафиксировано освобождение А.В.Воробьевского из немецкого плена!!!

К бумаге, которая перед вами, прилагается список на 11 страницах (справа), в котором есть все данные о А.В.Воробьевском:
Фамилия - Воробьевский, Имя - Алексей, Отчество - Викторович, Дата рождения/Возраст __.__.1906, Дата и место призыва __.07.1941 Смольнинский РВК, Ленинградская обл., г. Ленинград, Смольнинский р-н. Последнее место службы 8 гэс, Воинское звание ефрейтор, Причина выбытия попал в плен (освобожден), Дата выбытия 15.08.1941, Название источника информации - ЦАМО, Номер фонда источника информации - 58, Номер описи источника информации - 18003, Номер дела источника информации - 81.

После окончания войны началась массовое освобождение советских военнопленных и гражданских лиц, угнанных на принудительные работы в Германию и другие страны. Согласно директиве Ставки №11086 от 11 мая 1945 г., для приема репатриируемых советских граждан, освобождаемых войсками союзников, наркоматом обороны было организовано 100 лагерей. Кроме того, действовало 46 сборных пунктов для приема советских граждан, освобожденных советскими войсками.

Воробьевский попал в наш лагерь и был препровождён в Кресты - тюрьму нашего города (как бывшего военнопленного), где пробыл 8 месяцев до освобождения. Вскоре все же освобождение ему выхлопотали, Получая в крестах справку об этом, услышал: - "Вообще-то тебя следовало....бы...." Он понял недосказанное и вспоминал с горечью именно этот момент, особенно когда его пленом упрекали, но вот понять, в чём были виноваты перед страной безоружные ополченцы, белобилетники, так и не смог никогда, тем, более, что большинство ополченцев составляли очень пожилые люди.

Рассказывают, что художник расписал ряд тарелок на тему ужасов войны. Там на фоне фантастически красивого пейзажа огромные пауки пожирали людей. Какое-то время эти тарелки, не подвергнутые обжигу, лежали возле стола мастера, но потом он смыл живопись скипидаром, а на вопрос, почему он это сделал, ответил, что искусство должно нести в мир только красоту.

Выйдя из лагеря НКВД, Алексей Викторович Воробьевский 14 августа 1945 года, писал Анне Адамовне Яцкевич, автору всемирно известного рисунка «Кобальтовая сетка»

"...Особенно мне было приятно и я Вам крайне благодарен за то истинно человеческое участие, которое Вы, Протопопова и многие другие товарищи по лаборатории приняли, когда я был в госпитале. Такого отношения я никогда не забуду, особенно после трех лет пребывания в плену, где я выпил полную чашу страданий - голода, холода и эксплуатации. ..."

Целых два года его руки восстанавливались после тяжёлой работы и тюремных лишений. Лишь в 1947–1948 годах к нему возвратилось былое ювелирное мастерство.

В послевоенные годы в работах художника появились новые мотивы - художник всерьез увлекся русским лубком.

В 1946 году он создал вазу «Кукольный театр». Затем были вазы «Русский лубок» и «Цветы и звери». 1949 - художник расписал кофейный сервиз «Народные вышивки», впоследствии темы "Русские узоры" и "Народные узоры" часто встречаются в работах мастера.

Воробьевский не ограничивался русским народным искусством, круг его пристрастий довольно широк. Например, он очень увлекался востоком. Сервиз "Восточный танец" был создан им еще в далеком 1933 году: восточные красавицы и чудесные узоры были навеяны грезами художника, эта тема была продолжена и после войны.

Другой любимой темой росписей Воробьевского был театр, многие его довоенные работы необыкновенно театральны, хотя непосредственно к изображению театра художник приступил в послевоенный период, одна из самых значительных его работ на этот сюжет — сервиз "Русский балет".

Воробьевский был человеком очень цельным, он никогда не подстраивался под окружающую его действительность, он просто создавал свой собственный мир, в котором жил, и великодушно позволял окружающим прикоснуться к нему, но лишь прикоснуться, не более того. Возможно, поэтому художник не очень любил рассказывать о себе. Многие люди, общавшиеся с ним, после, казалось бы, долгих разговоров убеждались в том, что не узнали о нем почти ничего нового.

Воробьевский был очень продуктивным художником. Однажды в 1950-х годах директор ЛФЗ решил перевести живописцев-фарфористов на сдельную оплату труда, считая, что так от них будет большая творческая отдача. Воробьевский за месяц сделал столько, что ему пришлось заплатить баснословные деньги. Директор испугался и эксперимент со сдельщиной прекратил.

"В 1953 году Алексей Викторович переезжает на Лиговский проспект, д.75, кв. 51. (По этому же адресу родилась и я, но намного позже в 1970 г)" - рассказывает Г.Ю.Вилюмсон

Представляю вам новые фотографии из семейного архива наследников А.В.Воробьевского, которые любезно предоставила Г.Ю.Вилюмсон.
Фотографии подписаны рукой самого Алексея Викторовича.

"Обо мне и о моих товарищах". Ленинград. 1984. Воспоминания старейшего художника Ломоносовского завода — Тамары Николаевны Безпаловой-Михалёвой.

"...в 1934 году у меня родилась дочь Зоя. На ее рождение откликнулись с добрыми пожеланиями все мои товарищи по работе (у меня сохранились некоторые их письма ко мне в больницу). Алексей Викторович Воробьевский подобрал и прислал в письме ряд имен, по его мнению, наиболее красивых и подходящих для новорожденной, таких как Гортензий, Лауренсия и тому подобных.

Алексей Викторович Воробьевский по характеру очень своеобразен, и ни с кем не схож в своем творчестве. С ним интересно беседовать, а в некоторых вопросах он просто энциклопедичен. До войны Алексей Викторович собрал большую коллекцию открыток с видами Парижа. В столице Франции он никогда не бывал, но ее история и каждый переулок Парижа были ему хорошо известны. К большому сожалению, его коллекция пропала во время войны.

Однажды Н.М. Суетин, вероятно пытаясь подействовать на постоянное равновесие творчества Воробьевского, попросил его написать ряд тарелок на необычную для Воробьевского тему — «страх». Алексей Викторович очень продуктивно принялся за дело и скоро у него накопилась целая горка произведений с повешенными и убиенными. С увеличением количества вся эта гора тарелок переместилась на шкаф. Оттуда Алексей Викторович, влезая на шаткую табуретку, демонстрировал свои «страхи» главному художнику. Честно говоря, операция «страх» не имела успеха, и творчество Воробьевского осталось таким же светлым и вызывающим радостные эмоции. Даже в его композиции сервиза на сказку «Аленький цветочек» С.Т. Аксакова «Чудовище-страшилище» выглядело безобидным и симпатичным.

"Как мне рассказывали, Воробьевский никогда ни с кем не ссорился, но всегда мог сказать всё, что хотел сказать. Приведу пример, с одной из "творческих сред", какие практиковались в лаборатории завода- это, когда художники, собираясь в кабинете главного, могли критиковать работы друг друга открыто.
         После войны на завод поступили молодые выпускники училища имени Мухиной, и Н.М.Суетин считал "творческие среды" для них полезными. После ухода Суетина это мероприятие регулярным быть перестало, но впоследствии возобновлялось. На одном из таких собраний одна художница старшего поколения очень хвалила работу молодых, а Алексей Викторович критиковал. Раздосадовавшись на коллегу, Воробьевский сказал ей: " Мы собрались на разбор работ, а у Вас прямо варенье изо рта текло." Коллега, как оказалось, защищалась на будущее от критики молодых в свой адрес.

На одном "Большом Совете" одна художница , выступая, очень сильно жестикулировала. После совета Воробьевский заметил: "Она так махала своими кружевами, что Я НЕ ВИДЕЛ о чём она говорила".

Представляю вам новые фотографии из семейного архива наследников А.В.Воробьевского, которые любезно предоставила Г.Ю.Вилюмсон. Фотографии подписаны рукой самого Алексея Викторовича, и в этом их особая ценность по сравнению со многими, которые перепечатываются в интернете.

В 1969 году Воробьевскому присвоили звание заслуженного художника РСФСР

В семидесятых годах художник создал очень интересный сервиз, как бы подводивший итог его пятидесятилетней работы на заводе, — "Картинная галерея", в росписи которого он использовал все свои излюбленные мотивы: деревья, похожие на плакучие ивы, покрытые разнообразными цветами (художнику нет дела до того, что на одном растении не может быть разных цветов), воздушные балерины, лебеди, плывущие по озерной глади, восточные пейзажи, а рядом с ними заснеженная русская зима, за ней изысканные фонтаны, петрушки и скоморохи, хрустальные замки и птица Сирин — все это вместе слито в гармоничную картину какого-то Эдема, сказочной страны, в которой посчастливилось жить художнику, и о которой он так вдохновенно поведал нам.

В 1980-м году Алексею Викторовичу присвоили звание "Народного художника России"

Уникальные фотографии!!!

Вот как рассказывают о Воробьевском в большинстве воспоминаний о нем.

Воробьевский вел очень размеренную жизнь. До работы совершал прогулку, после работы заходил в кафе поужинать, затем ехал домой, чтобы немного поспать, потом шел в кино либо в театр. По выходным художник посещал Эрмитаж. Он жил в коммунальной квартире, его соседки (две пожилые женщины) работали в Публичной библиотеке. Они приносили художнику книги об искусстве, он прекрасно разбирался в гуманитарных предметах, но вот точные науки не любил.

В отпуск ездил всегда в июле и только в Сочи, он восхищался яркой южной природой. Он любил нарядно одетых женщин, а вот любительниц неброской одежды называл "мышками".

В доме у художника не было ни картин, ни книг об искусстве, ни его собственных фарфоровых работ. Для чего? У него ведь весь Эрмитаж в голове. И действительно, по залам Эрмитажа он бежал чуть ли не бегом, почти не глядя на картины. Недоумевающим людям поясняли, что Воробьевский знает здесь все до самых мельчайших деталей, такова уж его уникальная память. Говорят, что до войны у мастера была собрана большая коллекция старинных открыток с видами разных европейских городов, благодаря которой он знал достопримечательности этих городов во всех подробностях, хотя никогда там не бывал. Эта замечательная коллекция погибла во время бомбежки — дом художника был полностью разрушен, возможно, с той поры он и стал так безразлично относиться к бренным вещам.

Алексей Викторович женился довольно поздно - в 46 лет - на медсестре из медпункта завода имени Ломоносова. Почему-то все говорят, что после женитьбы свой образ жизни не изменил, а это не совсем так, вернее, совсем не так.

О его спутнице до обидного мало слов сказано. А на самом деле она была его добрым ангелом, его музой. Она его обихаживала, лечила. Переживала с ним все радости и невзгоды.

И называл Алексей Викторович свою супругу очень нежно: "Галинька".

На фотографии слева - она еще совсем молодая, такой я ее не помню. А фотографию дал ее сын - Ювеналий (о нем я еще расскажу). А вот фотографию справа она подарила мне сама, уж очень я просила ее. Для меня она была добрая и веселая тетя Галя, моя крестная мама. А великий и почитаемый всеми А.В.Воробьевский - просто "Викторыч", так его называли в нашей семье.

Слева на фотографии - родной брат Галины Николаевны - Григорий Николаевич Голубцов

У Галины Николаевны от первого брака - был (и есть) сын - Ювеналий Андреевич Смирнов. Справа на фотографии - Алексей Викторович с Ювеналием Андреевичем. Они очень дружно жили вместе, да, собственно, по фотографии это и так видно.

В нашем архиве сохранилось огромное количество открыток и писем от супруги Алексея Викторовича, в которых она рассказывала обо всех событиях в семье.

Вот например, строки из письма, датированного 10-м января 1965-го года.
    "Дорогие мои птички! (это она всегда так к нам обращалась, потому что в семье были и Курочкины, и Лебедевы)
    Я только встала с кровати, болела гриппом. Лёня 6 января упал и сломал себе левую руку. ...
    Бедный мой дед, ни одеться, ни умыться ничего сам не может, а и помощница-то я тоже "аховая".

Перед вами уникальные фотографии из нашего семейного архива.

Алексей Викторович с супругой Галиной Николаевной почти каждое воскресенье проводили у нас.

Ставили самовар (он и сейчас еще жив), а мама пекла всеми любимый Наполеон.

Справа стоит сын Галины Николаевны - Ювеналий.

Каждое лето наша семья снимала дачу на лето. Чета Воробьевских обязательно приезжала навестить нас и погулять на природе.

На фото: в шляпе - Алексей Викторович, рядом с ним - его супруга, а еще левее - моя будущая мама (я появлюсь только еще через год), зато мой брат уже умеет кататься на велосипеде))

Снимки сделаны на даче в Левашово.

Так проходили традиционные вечерние посиделки - слева мама на гамаке, бабушка, брат с гармошкой (он замечательно по слуху играл даже на таком инструменте и стал впоследствии музыкантом)и, конечно, Алексей Викторович и его супруга с куклой, т.е.со мной. Здесь я уже не только появилась на свет, но и облюбовала местечко на коленях своей любимой крестной мамы - тети Гали. Галина Николаевна была потрясаюшей Крестной. Она очень любила меня, и всегда старалась порадовать чем-нибудь. Особенно запомнилось ее выраженое "Касенькое платьице", именно его она подарила мне в детстве.

Годы пролетели очень быстро. Я выросла, стала невестой. В 1984 году вышла замуж. К сожалению, Воробьевским было уже трудно приезжать на такие мероприятия, но осенью они все же приехали к нам - и познакомиться с моим мужем и привезти замечательный подарок.

А еще Алексей Викторович наконец вручил книгу, которую он так ждал - это было самым дорогим подарком от него.

А. В. Воробьевский Автор: Лансере Алла Константиновна.

В книге есть и рассказ о Воробьевском, и его работы.

Алексей Викторович нам рассказывал, что о нем пишут книгу, очень радовался, и одновременно как-то стеснялся этого, он был удивительно скромным. Я очень просила подписать ее мне, и хоть ему было уже трудно, он все же согласился. Сел за стол, надел очки и медленно стал писать.

Видно, как на его надписи буквы уже не такие округлые, как в молодости, но строчки очень ровные - он ведь он всю жизнь работал пером и был настоящим художником!